Запоздало выкладываю первый текст этой колонки, опубликованной в журнале "Территрия" № 17 (203):
Не знаю, хорошо это или плохо, но мы по-прежнему живем на останках древних цивилизаций. Можно много рассуждать о постиндустриальном обществе, о технической революции и о необратимых изменениях человека, однако ничто не в силах опровергнуть тот факт, что наши города воздвигнуты на местах древних поселений, кочевых стоянок и пастбищ. И сквозь многопластовые асфальтовые слои к нам упорно пробиваются надежды и страхи, чаяния и суеверия, отчаяние и сила всех тех, кто жил на этой земле задолго до нас. Пробившись сквозь асфальт, все это необычайно богатое наследие оседает в окружающей нас действительности: детских играх, страшилках и колыбельных, уличном кодексе чести и бизнес-этикете, в текстах популярных песен и новомодной наскальной живописи. Все волшебное и мифологическое богатство предыдущих эпох остается рядом с нами. И, если домовой отказался сменить каменную печь на СВЧ, это совсем не значит, что он решил не жить рядом с нами.
Настоящая рубрика берет на себя смелость окунаться в сегодняшний фольклор, массовую культуру и городские легенды и вытаскивать на свет следы древней магии, преспокойно процветающей среди нас. Мы наблюдаем за территорией современных мифов – мифотеррией, пространством, где обитает каждый из нас.
«Что наше северное лето?», вопрошаем мы себя вслед за поэтом. И, подумав, приходим к неутешительному выводу лето – навязчивая идея. Это тот самый призрак, который мы нетерпеливо ожидаем в осеннюю непогоду и зимнюю стужу. Дожидаемся, веря, что с его наступлением сразу начнется некая «настоящая жизнь», а сейчас пока как-то что-то еще не то… Но как только июнь, июль и август открывают свой календарный отсчет, нами овладевает паническое осознание того, что лето неминуемо проходит. Некоторым даже кажется – уходит сквозь пальцы. Только русский народ мог создать выражение «поймать лето за хвост». Тут уже не до желанной «настоящей жизни», скажем больше – не до жизни в принципе. В течение двух-трех месяцев молодые и резвые находятся в состоянии гонки за летом. Местами эта гонка превращается в бег наперегонки, местами – в бег с препятствиями. Закончится он осенью и сочинениями на тему «как я провел это», а дальше уже снова включается ожидание той же самой призрачной «настоящей жизни», которая через год уже совершенно точно обещалась наступить.
Показательнейшим примером гонки наперегонки с летом стали «open-air`ы» – музыкальные, чаще всего – танцевальные молодежные фестивали под открытым небом. Десятки, сотни, в лучших случаях тысячи молодых людей, кружатся зачарованные ритмом, пытаясь вдохнуть в себя коллективную энергию, вырваться из повседневности, зажечь реальность. Многими в этой ситуации движет стремление найти в этой атмосфере любовь или хотя бы приключение, что часто и получается.
Начинающий исследователь мифотеррии, наблюдая за этим феноменом несомненно отметил бы связь опен-эйров со средневековым карнавалом. Разница только в том, что участник карнавала, натягивает на себя маскарадный костюм и маску, пряча за ними свою повседневную социальную роль, а участник опен-эйра норовит эту свою роль скинуть вместе с костюмом.
Для нас же следы опен-эйров уходят вэпоху палеолита (это, по нашим сведениям, около 30-40 тысяч лет назад) – во время, когда молодое человечество было намного наивнее, но не в пример сильнее. Многомудрые шаманы решали насущные для племени вопросы – управляли погодой или регулировали удачу на охоте. При этом, реально рассчитывая свои возможности, они не полагались исключительно на свои силы, а прибегали к помощи всего многочисленного племени.
И десятки-сотни наших далеких предков, двигались в установленном порядке сначала под хлопки ладоней, позже – под специально изобретенный для подобных случаев барабан, бодрым хором повторяя за шаманом слова заклинаний. Слова не обязательно должны были чего-то обозначать – на месте заклинаний могли быть просто несвязные звуки. Главным в обряде был ритм, окружавший всех собравшихся плотной пеленой и вовлекавший в единое пространство коллективной магии.
Постепенно ответственная работа по улучшению бытовых условий превращалась в праздник, расходиться откуда никто не хотел. И вот уже все племя сливается в шаманской пляске, старейшины и юноши оказываются равноправными участниками обряда. И каждый отдает частичку своей персональной жизненной силы в этот музыкальный марафон Сбора Удачи. Солисты в танце изображают то, что им завтра предстоит сделать, и в священном восторге дают понять присутствующим, что все сложится удачно.
После этого мужчины отправляются заваливать наиболее съедобного мамонта или убеждать свирепого пещерного медведя в том, что он совершенно напрасно выбрал для проживания самую удобную в округе площадь. Женщины остаются дома и готовятся радоваться или плакать – в зависимости от исхода предприятия. Но уверенности в завтрашнем дне становится намного больше – ведь для них реальность просто не имеет права не повторить того, что пожелалось во время волшебного танца.
Опен-эйр – это несколько запоздалое возвращение магической пляски к заскучавшему было человечеству. Можно сколько угодно прислушиваться к дискуссиям между сторонниками драм-н-бэсса и электрохауса, но в конечном итоге способ подачи, принцип аранжировки, качество сведения и мастерство ди-джея по большому счету оказываются глубоко вторичными элементами перед сохранившимся с древнейших времен ритмом, заставляющим сердца биться, а ноги касаться земли в унисон с сильной долей. И вся музыкальная наполненность бессильна перед совершенно непредсказуемой шкалой оценки «вставляет – не вставляет». Если «вставляет» – значит, ди-джей оказывается наследником древних шаманов и толпа благодарных соплеменников дарит ему энергию, выделяющуюся с их извивающихся тел. Если «не вставляет»… ну, по крайней мере, обычай побивать шаманов-неудачников камнями в наши дни из древнейших времен не перешел, что является несомненным доказательством прихода цивилизации.
У некоторых может возникнуть вопрос: а на что же направлена эта ритмическая магия? Чего хотели древние охотники палеолита, нам, вроде бы, понятно. А чего добиваются эти парни и девушки, до изнеможения надрывающиеся в азарте первобытного танца? Чтобы лето не кончалось? Чтобы молодость не проходила? Задачи, на первый взгляд недостижимые. Но ведь палеолитским скептикам мамонт, наверное, тоже казался неуязвимым, а пещерный медведь – непобедимым. А где теперь те медведи, те мамонты и те скептики? А опен-эйр – вот он, рядом, и все заинтересованные быстро узнают о времени и месте сбора и моментально слетаются на самую древнюю в мире разновидность тусовки.
Другими словами, опен-эйр – это необходимая прививка первобытности слишком уверенному в своей цивилизованности человечеству. Полный стакан колдовства, смачно вылитый на деловой костюм повседневности. Главный принцип остается неизменным – чудо обязательно произойдет, если сотни людей движущихся в едином ритме захотят его прихода. Иначе вряд ли человечество пережило бы палеолит.